Языки описания реальности и марксистское движение

Я полагаю, что он преувеличивает. Во-первых, безопастного общества уже 25 лет как нет. Более того, еще в 90-е очень легко появились объединения граждан на криминальной и полукриминальной базе. Я полагаю, что проблема в другом, а именно в языке, на котором ведутся коммуникации. Вот криминальный мир сразу дал такой язык, поэтому криминальные объединения без проблем и возникли.

Так что крайне важным фактором образования локусов иного мировоззрения (не обязательно это будут локусы будущего) является система понятий, дискурс в рамках которого ведется коммуникация индивидов, составляющих этот локус.

Кстати сказать, плохо, что Антон, у которого я позаимствовал этот термин не дал строгого определения того, что такое локус (или давал, но я не встретил). Я же определил локус с социологической точки зрения как группу людей, чье отличие состоит в особых, отличных от остального общества и противостоящих ему способах и формах институализированных (т.е. ставших типичными) взаимодействий. Эти формы взаимодействий на уровне, так сказать, «идеального» находят выражение в системе норм, ценностей и идеалов – и цельной мировоззренческой системе в конечном счете.

Но можно сказать и иначе. Дело в том, что любая мировоззренческая система обладает своим особым языком. Я, конечно, не имею в виду языки обычные, русский там или английский. Речь о системах понятий. Человек ведь всегда наблюдает окружающий мир через определенные очки. Даже просто мир как географической пространство человек видит через карту. Не удивительно, что карты так отличаются у разных культур и цивилизаций. Карты средневековья весьма отличаются от современных карт, а карты разных цивилизаций друг от друга. Не удивительно, что всякие националисты очень любят карты, где демонстрируют «утраченные территории» той или иной нации (кроме русских националистов, которые с удовольствием утратят еще), ибо карты лучше всяких слов воздействуют на целевую аудиторию.

Картой же для мира социального является особая система понятий. Разные системы понятия заставляют нас видеть социальный мир по-разному. Например, в рамках либерализма, где речь идет о свободе индивида, связанной с правом беспрепятственно распоряжаться свой собственностью – в том числе и способностью к труду, отношения предпринимателя и рабочего рассматриваются как отношения двух свободных людей, свободно заключающих сделку по обмену принадлежащей им собственности. В рамках же марксизма господствуют понятия пролетариат, эксплуатация, борьба классов и мы видим отношения рабочего и предпринимателя совсем иначе.
Не удивительно, что основной задачей правящего класса является навязывание всему обществу своего мировоззрения через навязывание своего языка описания реальности. А особый, противостоящий господствующей системе отношений локус, который отличается своим мировоззрением, естественно отличается и своим языком. И задачей представителей этого локуса является распространение в обществе своего языка.

Кстати, я не зря писал, что говоря о локусе я имею в виду не только локус будущего. Всякий ИГИЛ (запрещенный в России – тьфу, какой маразм) так же существовал в виде локуса, отличающегося особыми формами взаимодействий индивидов, и враждебного господствующей на Ближнем Востоке социальной системе, нормам, ценностям, идеалам, и да, языку. Но вот пришел Запад, развалил существующие социумы и игиловский локус развернулся, охватив, и организовав по-своему существенную часть социального пространства в этом регионе. Так что когда Антон пишет об отсутствии способности к образованию подобных локусов в России и на постсоветском пространстве, это, возможно, не так уж и плохо. Если бы это было не так, то с распадом социальной ткани советского общества могло вылезти такое ИГИЛоподобное гадство, что мало бы не показалось никому.

Можно согласиться с тем, что аномия на постсоветском пространстве постепенно ослабляется и способность к организации социальных связей возвращается. Беда в том, что успешнее это выходит у местных ИГИЛ-ов, вроде Правого сектор на Украине или дискурса, который несколько придурковато, но громко выражает няша из прокуратуры. Кстати сказать, показательно, что оба моих примера вышли из Украины. Вероятно, там социальные процессы идут быстрее – под давлением то.

Но вернемся к языку, к системе понятий, отличающей локус от господствующего социума. Как я и говорил, основной задачей представителей такого локуса является распространение своей системы понятий и борьба с господствующей. Борьба с господствующей обычно идет легче, чем распространение своей и понятно почему. С господствующей у нас – либеральной борются все, и коммунисты, и имперцы, и часть националистов и хрустящие булкой и т.д. Зато в распространении своей все они являются конкурентами. И, к сожалению, коммунисты преуспевают весьма мало.

Тут вообще сложилась интересная ситуация. Антон в своем тексте писал о сектантском характере появляющихся групп, вроде Сути времени, со всеми признаками сектантства, такими как вождизм, разделение на более и менее равных, что естественно ведет к разным уровням откровения для членов секты. Однако продемонстрировав эту вполне очевидную вещь, убедительно он ее не объяснил.

Я полагаю, что все особенности сект связаны с не разработанностью своего мировоззренческого языка. Суть в том, что в ситуации, когда язык не разработан и не является универсальным инструментом для описания реальности, неофит просто не в состоянии самостоятельно видеть и описывать мир в той парадигме, куда он пришел. И появляется сфера сакрального – неофит получает видение и объяснения со стороны вождя или ближнего круга. Оттуда необходимость в постоянных видео лекциях и встречах со стороны Кургиняна, где он транслирует благодать, т.е. правоверное видение тех или иных феноменов реальности своим адептам.

Нужно заметить, что в прошлом все локусы проходили стадию секты. Но некоторые ее перерастали, как, например христианство. Если провести аналогию, то можно пофантазировать. Например, мы дождались бы кончины Кургиняна. И если вследствие такой кончины секта бы не распалась, представители ближнего круга выступили бы как апостолы и взялись трактовать слова учителя. Так бы родилась патристика. Потом трактовать слова учителя, применять его максимы к происходящим событиям стали не только ближние, но и дальние, появились бы школы и направления, ереси и ортодоксии, язык описания реальности делался бы все богаче и универсальнее, и постепенно секта бы переродилась в локус, который в свою очередь с гибелью наличной социальной системы раскрылся бы в суперсистему – как это случилось с христианством. Суть в том, что неофиту в такой системе уже не нужно рассчитывать на откровения вождя. Перед ним лежит корпус текстов, с помощью которых он может в полной мере освоить язык описания реальности и этот язык достаточно универсален.

В этом смысле марксизм весьма отличается от указанного способа формирования локусов. Марксизм никогда не был сектой, ибо сразу формировался как научная теория. Впрочем, и все моменты, где под самым пристальным взглядом можно было бы подозревать сектантство уже ушли в прошло. Марксизм давно превратился в крайне разветвлённую, универсальную систему с богатейшим языком описания реальности, просто благодаря тому, что множество могучих умов развивали ее уже не одно столетие.

Итак, еще раз повторю, в чем отличие и следствие такого положения вещей. Любой неофит, желающий войти в коммунистический, марксистский локус, не нуждается в «откровении». Ему всего то и нужно, как засесть за книжки, и уяснить, изучить новую для него систему понятий. И вот этот неофит входит в систему коммуникаций, осуществляемую на марксистском языке, и какого он сорта в сообществе марксистов определяется только его мозгами и настырностью в постижении этого языка. Никакая близость к гуру не разделяет в этом смысле сообщество. Вот как все хорошо.

Ну, так откуда же проблемы по становлению революционного, марксистского локуса в нашей стране и мире?

Тут целый ряд причин и в первую очередь, по моему мнению, речь должна идти о делигитимации марксистского дискурса. Нужно понимать, что вся система буржуазной пропаганды еще со времен Маркса, и на куда более высоком, государственном уровне с момента образования Советского государства работала против марксистского, языка описания реальности. И, конечно, особую роль сыграл крах Советского Союза, ибо появился странный, совершенно не логичный, но убедительный на обыденном уровне аргумент, который состоит в том, что крах СССР как раз и опровергает теорию Маркса по принципу «если ты такой умный, почему ты такой бедный».
Именно поэтому я отдал немало сил, что бы показать, что гибель СССР произошла в соответствии с теоретическими положения марксизма, а не опровергла их. Однако как бы то ни было марксистский дискурс подвергается перманентным гонениям и самыми разными способами. От прямых запретов – да, да, они есть, — до научной (а чаще псевдонаучной) критики, натужного высмеивания или презрительного игнорирования. Господствующий класс всеми своими средствами и силами, а они у него громадны, пытается не допустить возрождения марксистского языка, марксистского дискурса в социальной повестке дня.

Меня недавно рассмешил один случай, когда на мою программу, где ключевым элементом в исследовании социальной структуры общества стали не страты, согласно господствующей на сегодняшний день стратификационной теории, пришедшей к нам из западной, буржуазной социологии, а классы в классическом марксистском контексте, последовала забавная реакция.
Один заслуженный доктор наук поднялся и растеряно оглядев зал воскликнул, — «Как же так? Ведь все это уже отменили!».

И из этого исходят прямые запреты на марксистский язык, причем со стороны руководителей, которые лично вполне просоветски настроены. Но они бюрократы, а марксистский язык «отменили».

Впрочем, эти меня не очень интересуют, как не интересуют оголтелые либералы. Меня больше удивляют коммунисты, которые сегодня стесняются марксистского языка, рассуждают о том, что марксистский язык, система понятий марксизма устарела, что нужно выдумать новую. Впрочем, даже я когда то отдал дань этой ошибочной позиции.

Друзья мои. Хочу вам сообщить, что либеральный язык существенно старше марксистского, а идеи, на которых базируется либерализм, в сравнении с марксизмом именно что архаика. И при этом то, что называется неолибералимом, привносит в либеральную парадигму наиболее архаичные, реакционные, чуть ли не каннибальские элементы, вроде социал-дарвинизма.
Либерализм, рожденный в эпоху борьбы буржуазии с абсолютизмом и феодальными пережитками, с сословиями и внеэкономическим принуждением, только на это и «заточен», в каким бы модные одежки он не рядился. Сам совершенно нелепый речекряк «тоталитаризм», был изобретен для того, что бы вместо старого, но давно почившего врага поставить нового. Но этот новый враг оказался на 50% искусственной, никогда и нигде не существовавшей куклой, а еще на 50% носителем признаков, присущих всем индустриальным обществам, которое осуществляют товарное и индустриальное производство всего, от механизмов до людей. Для того, что бы это обнаружить, достаточно почитать труды Мишеля Фуко, посвящённые критики основных институтов современного ему общества.

Говорить на этом фоне, что марксизм устарел просто смешно. Другое дело, что пропаганда вполне осознанно и старательно навешивает на марксизм такой ярлык. Даже по телевидению вы можете наблюдать, как любые ссылки на эту теорию и идеологию, на события, связанные с нею сопровождаются черно-белой или того хуже «ржавой» (как в фильме «Собачье сердце») картинкой со специально подобранной гаммой оттенков. Картинка сама по себе о событиях прошлого еще и старится искусственно. В рамках господствующего либерального дискурса все, что связано с марксизмом, обсуждается и сопровождается терминами, понятиями, знаками и символами «устарелого» «догматичного», «несвободного» с забубеной рожей Зюганова.
При этом пропаганда либеральных ценностей и представлений сопровождается целым рядом знаков и символов, связанных с тем, что «современно», «свободно», «креативно». В визуальном ряде мелькают гламурные кисы, педики, косяки и автомобильчики, стартапы, лайфхаки и все это в ярких красках.

На самом деле, дорогие друзья, это не более чем пропаганда. Как я и говорил, те представления, которыми сегодня оперирует неолиберализм, куда старше марксизма и важным направлением пропаганды со стороны коммунистов было бы вскрытие архаичных, реакционных корней современных неолиберальных взглядов. Но все это следующий этап. А сейчас актуальным этапом должно стать избавление от собственного страха перед языком марксизма. Его релегитимация пока хотя бы своем кругу.

Дело в том, что марксистский язык, это могучий инструмент описания реальности и ничего, сравнимого с ним человечество не имеет.

Сегодня мир обладает по сути тремя языками описания реальности. Во-первых, это либеральный — неолиберальный язык. В так называемых развитых странах он господствует, он находится в очевидном кризисе и поэтому обречен. В чем заключается кризис? Очень просто. Этот язык не в состоянии описать существующую реальность. Он сегодня является искажающими очками, которые заставляют тех, кто их одевает биться лбом об стену. Это и в экономике – что многократно описано. Очень часто мы не понимаем действий тех же американцев на Ближнем Востоке. И поэтому умники придумывают сложные, коварные, законспирированные планы неких мировых сил. Кстати сказать, возможно, планы и есть, но подавляющее большинство исполнителей в эти планы вовсе не посвящено, при этом эти люди честно и искренне совершают очевидные стороннему наблюдателю безумства, разбивая свою голову и головы других людей ради своих идеалов и ценностей безо всякого смысла. Они действует в своей «географии», в соответствии со своими «картами» действительности и понятно, что если на карте написана дорога, а на самом деле там пропасть, то после падения в нее впереди идущих пора карту выкидывать. Но дискурсы, но языки описания реальности имеют громадную инерцию и приведут к падению в пропасть еще немало людей.

Другим языком описания реальности сегодня является язык из сферы, которую я бы мог назвать постмодернистской религиозной архаикой. Это не настоящая архаика молодости человечества, а уродливая стилизация на базе социально-экономического тупика, где все не очень серьезно, но кровь льется густо, как в компьютерной игре. Конечно, в зависимости от религии он обладает своеобразием, но по сути это одна парадигма. Сегодня наиболее актуальным является такой язык на базе ислама.

Тут ведь надо понимать, что свято место пусто не бывает. Невозможно жить, никак не интерпретируя реальность и какой-то язык будет в любом случае. И если язык либерализма, если очки либерализма приводят в лучшем случае к шишкам на лбу, то смена очков, через которые человек смотрит на мир неизбежна. Причем нужно понимать, что чем дальше на периферию, тем хуже язык описывает реальность, ибо центры капитализма усиленно выпихивают следствия кризиса на периферию. Поэтому нужда в смене языка там куда острее, чем в центрах мира сего. Вот в условиях отсутствия альтернатив (там не то, что марксизм, но и баасизм в свою очередь разгромлен) и развернулся локус ИГИЛа со своим языком описания реальности.
При этом набирает силу и наш, посконный ИГИЛ, где Поклонская размахивает иконами с Николаем, а Стрелков рядится в мундиры забытых армий на фоне агрессивного отказа от современности.

А третий язык, который есть у человечества, это марксистский язык. Парадоксальным образом этот язык и самый мощный и самый современный, и при этом сегодня является аутсайдером. Причем аутсайдерство марксизма во многом предопределено теми же его свойствами, которые можно поставить ему в заслугу. В первую очередь это научный характер системы понятий и категорий, которые я называю марксистским языком описания реальности. Занятно, что апологеты буржуазного либерализма, вроде Поппера, пытались критиковать марксизм за недостаточную научность (для этого им пришлось интерпретировать принципы научности в вульгарно-позитивистском ключе). И это при том, что либерализм не может в принципе претендовать на научный характер, как то сравнимый с марксизмом.

Марксизм создан как научная теория и все его положения закономерно соотносимы друг с другом, в то время как разные положения и утверждения либерализма существуют сами по себе, часто противоречат друг другу (Зигмунт Бауман в свое время продемонстрировал очевидное противоречие между либеральными и демократическими принципами). Либеральная буржуазная традиция скорее напоминает кучу хлама в старом шкафу.

Однако проблема в том, что современная эпоха есть в том числе и эпоха кризиса института науки и принципов науки как таковых. Для громадного числа людей научный характер марксизма вовсе не является особым достоинством. Строгость мышления, которую требует марксизм, сделалась скорее исключением, чем правилом, причем в старом шкафу либерализма каждый может подыскать себе артефакт по вкусу – буквально каждый, т.е. и демократ и людоед могут обосновано полагать себя либералами. А кому тесно и в этих широких рамках, всегда найдет себе свой ИГИЛ.

Кроме того есть еще один важный момент. Язык в существенной сфере определяет сами возможности деятельности. В рамках либерального дискурса просто невозможно бороться за социальное переустройство общества. Сам язык определяет врага и этим врагом становится государство, покушающееся на свободу гражданского общества и быдло, атакующее свободу тем, что ставит под сомнение святость частной собственности (ибо именно она в рамках либерального дискурса есть условие свободы). Вот каждый, какие бы идейки в голове до этого не бродили, как только начинает думать в понятиях либерализма, сразу шагает в известном строю.

Впрочем, у марксизма есть опыт быть не только научной теорией, но идеологией и даже верой своего рода. Однако вряд ли марксизму пойдет на пользу, если он возьмет реванш в таком ключе. Все же главным оружием марксистского языка должна являться его научность и рациональность.

Итак, в заключение хочу еще раз вернуться к задачам, которые стоят перед нами, коммунистами, в настоящий момент. Я полагаю, что одной из главных задач является релегитимация марксистского языка. А для этого нужно перестать боятся его самим коммунистам. Сколько я слышал уныло, что де надо придумать другой язык, что марксистская терминология устарела, что нужна современная интерпретация марксизма. Развитие марксизма конечно нужно. Все, что не развивается – мертво. И Маркс и его последователи просто не могли охватить все. Ибо они всего лишь люди, а мир бесконечен в своих проявлениях. Однако развитие, это не выдумывание нового языка, более «модного». Наоборот, наличие марксистского языка у нас – это громадная ценность, которой раз за разом будет пытаться лишить нас классовый противник. И как бы внешне гламурно не выглядела попытка создания нового языка, она выродится в то, во что выродилась «Суть времени» — в секту.

Другое дело, если бы марксизм исчерпал себя в своих объяснительных возможностях, перестал адекватно интерпретировать действительность, перестал выполнять свои функции «карты» реального мира. Но это не так. Все граждане, что требовали у меня некой «новой теории», нового языка, так и не сказали внятно, а какие же «белые пятна» присутствуют в мировидении на базе системы марксистских понятий и категорий. Речь не о том, что еще не описано, а о том, что не может быть описано принципиально. Если и выдвигались какие-то претензии, то исключительно по вульгарному незнанию.

Таким что боритесь, товарищи коммунисты. Боритесь каждый на своем месте. Боритесь, изучая, усваивая марксизм и марксистский язык описания реальности. Боритесь, попросту гласно рассуждая на марксистском языке и убеждая на марксистском языке. Тут ведь ситуация такая – подавляющему большинству все равно, и один, упорный и бесстрашный боец (а утверждать свой дискурс перед лицом многих, не разделяющих его, требует именно бесстрашия) в такой ситуации сильнее этого большинства. Сначала они будут шокированы, будут отрицать, со злостью или насмехаясь. Потом они допустят ваш язык и ваше мировоззрение в круг возможного, вероятностного, а затем и примут. И как только общественное большинство будет видеть мир через марксистские «очки», будет описывать мир на марксистском «языке», — считайте, что мы победили. Особенно если в это большинство войдет рабочий класс.